Ирина Агафонова

Семья Агафоновых

Евгения, Ирина, Юрий, Святослав

Агафон – в переводе с греческого хороший, добрый, благородный, храбрый, отличный, превосходный, славный, полезный, счастливый, знатный, богатый, аристократ.

Святослав Леонидович Агафонов (1911–2001) – главный архитектор научно-реставрационной мастерской, Заслуженный архитектор РСФСР, профессор, ветеран труда, лауреат Госпремии РСФСР, Почетный гражданин Нижнего Новгорода, почетный член РААСН.

Ирина Святославовна Агафонова – дочь, главный архитектор Научно-исследовательского предприятия «Этнос», доцент ННГАСУ.

Мария Агафонова – внучка, школьница.

Те, кто увидит фотографии Нижегородского кремля 1-й половины ХХ века – разрушенных временем, выщербленных стен и башен, без крыш, с пробитыми окнами вместо бойниц – остро ощутят, что сделал для Нижнего Новгорода и его жителей Святослав Агафонов. Архитектор-реставратор общероссийского масштаба, он вернул второму по величине российскому кремлю новую жизнь: сначала отстоял его от сноса, а потом привел в почти первоначальный вид. Его отец-архитектор строил здания для людей, а дочь занимается реставрацией архитектурных жемчужин Нижегородчины. В трех поколениях архитекторов Агафоновых отразился целый век нижегородской истории.

Начало династии

Леонид Дмитриевич Агафонов родился в Вятской губернии в 1879 году в большой семье служащего Российского винокуренного завода. Окончив инженерно-строительное отделение Киевского политехнического института, он устроился на Московско-Казанскую железную дорогу, где занялся укреплением откосов и строительством жилых и служебных зданий на участке Нижний Новгород – Ромоданово. В начале ХХ века он 7 лет работал архитектором Нижегородской городской управы, строил фабрики, больницы, школы, особняки и дома для рабочих (среди них здание на площади Минина, где находится истфак ННГУ). В это время Леонид Дмитриевич увлекся разработкой экономичных типов домов с рациональными планировочными решениями и удешевленными конструкциями, а после революции занялся массовым строительством малоэтажных поселков.

Ирина Агафонова: Я была совсем маленькая, когда умер дедушка, но позднее, как профессиональный архитектор, оценила масштаб его дарования и благородство души. Он не просто экспериментировал, он на собственном опыте проверял прочность и эксплуатационные качества своих построек, поселившись в одном из них вместе с семьей. До сих пор его потомки (мои двоюродные сестры и братья) живут в таком доме на Большой Печерской. В течение нескольких месяцев каждый день дед скрупулезно записывал, какая там влажность, температура воздуха, какая погода за окном, что происходит дома (например, стирка, при которой в те времена повышалась влажность – стирала прачка). Дом оказался удобным: стирка не мешала нормальной жизни, а когда возникла опасность пожара, дом не сгорел. Дед прожил в нем всю жизнь. Он строил дома, в которых хотелось жить, не стремился приносить удобства людей в жертву творческим амбициям, завоевывая дешевый авторитет, не был тщеславным.

Леонид Дмитриевич Агафонов был одним из 14 детей в семье (в живых осталось 9), и все его братья и сестры были незаурядными людьми. Среди них основатель педиатрической службы в Нижнем Новгороде Федор Дмитриевич, чей портрет висит в медакадемии, а труды преподают студентам – будущим педиатрам. Он основал знаменитый приют для подкидышей на улице Мартыновской (впоследствии педиатрический институт на улице Семашко), причем проектировал это здание Леонид Дмитриевич. Интересно, что эти линии – естественников-врачей и архитекторов-художников – в роду Агафоновых будут определяющими.

Архитектор по наследству

Ирина Агафонова: Я думаю, профессиональный выбор отца был определен с рождения. Он прекрасно рисовал с раннего детства, сохранились его замечательные рисунки 5-летнего возраста: Красная площадь и Московский кремль. Там все настолько детально проработано, что никаких сомнений в яркой одаренности автора не возникает. В 14 лет он делал макеты целых городов – с домами, фабриками, сараями, каретами, машинами меньше спичечного коробка, людьми, лошадьми, - в которых видна рука архитектора. Хорошо, что все это сохранилось в семейном архиве.

После школы Святослав Агафонов успешно поступил в Академию художеств в Ленинграде на архитектурный факультет, который из-за постреволюционных реформ ему пришлось заканчивать уже в Институте коммунального строительства. Их выпуск был богат на незаурядных личностей, которые впоследствии стали известными архитекторами в Советском Союзе. В семейном архиве Агафоновых сохранилось собрание дружеских шаржей однокурсников Святослава, где он изображен – среди весельчаков и проказников – с толстыми горящими свечами в каждой руке и большим нимбом над головой. Шарж этот оказался провидческим: спустя годы Агафонов, после опыта проектирования современных зданий, станет «главным реставратором» в Нижнем и возродит к жизни многие культовые объекты. Эти храмы и монастыри сегодня украшают наш город и область, а некоторые стали настоящими нижегородскими брэндами: соборы Михаила Архангела и Александра Невского, церкви Успенская и Строгановская, монастыри Печерский, Благовещенский и Макарьевский. Ради спасения последнего он даже пригласит в Нижний Дмитрия Лихачева из Санкт-Петербурга.

Но это будет позже, а пока, получив диплом архитектора-художника, в 1936 году Святослав Агафонов вернулся в родной город и устроился в Горпроект. Он готовил проекты строительства новых зданий и реконструкции старых съездов и площадей, и его привлекли к разработке генплана города, который предусматривал снос значительной части кремля. И тогда он, 27-летний никому неизвестный архитектор, вместе с искусствоведом М.П. Званцевым опубликовал в «Горьковском рабочем» открытое письмо с протестом против сноса. А когда 1949 году встал вопрос о реставрации кремля (из арок, через которые чиновники шли на работу, стали выпадать кирпичи), Агафонов пришел работать в созданную в Нижнем реставрационную мастерскую и вскоре стал ее главным архитектором. А позже преподавал в строительном институте и подготовил бессчетное количество учеников.

Ирина Агафонова: Протест против сноса кремля был серьезным шагом: за публичное выступление против воли начальства в 1938 году он мог пострадать. Но по воле каких-то высших сил и отец остался жив, и кремль отстоял. Так же, как позднее отстоял от сноса ряд нижегородских церквей. Он не был формально религиозным, но не боялся принимать на работу верующих людей, что было тогда почти невозможно, всегда уважал чужое мнение. Верующим было трудно устроиться на работу, а в реставрационной мастерской их было много, в том числе старообрядцев.

Дом в вишневом саду

Святослав Леонидович женился в 1943 году на Евгении Платоновне, выпускнице инженерно-строительного института. Общность интересов скрепляла семью: они вместе ездили в научные экспедиции и часами говорили об архитектуре – старой и новой. Жена не только талантливо рисовала, но и прекрасно готовила. В их гостеприимной квартире с террасой в деревянном двухэтажном доме каждую субботу собирались шумные компании, пели, играли на рояле, купленном у художника Израиля Ашкенази (рояль до сих пор стоит в гостиной, правда требует реставрации). Гости с аппетитом поедали пироги с капустой, черникой и главный кулинарный опус – ореховый торт.

Ирина Агафонова: Он был необыкновенно вкусным, но дорогим и трудоемким. Тогда очищенных грецких орехов не было, так что мы совершали целый ритуал: папа их колол, мы вместе разбирали, складывали в стаканчик и прокручивали через мясорубку, затем клали в крем и тесто. Такие орехи имеют особый вкус, в отличие от порубленных. В те времена магазины были пусты, но мама из ничего делала шедевры: я долго не знала вкуса покупного печенья, до последнего времени есть его не могла. Мы жили в центре города, как за городом: вокруг вишневый и яблоневый сад, малинник. Ягоды собирали ведрами, варили варенье в медном тазу, - тогда еще была печка, и папа с братом кололи дрова... Мама умерла, когда мне было 16 лет. Папа очень сильно переживал, но позднее женился снова. Виктория Николаевна Латяева была красивой женщиной и незаурядной личностью – химик, ученица академика Разуваева. Она в какой-то степени спасла папу, оживила его. Он как-то признался, что она вернула его к молодости. Папа женщин вообще очень ценил и всегда оживал, когда они приходили к нам в гости. Ему нравились дамы пышных форм, не худосочные - такой была мама после рождения меня, такой была и его вторая жена. Ему, кстати, нравились картины Кустодиева – с пышнотелыми купчихами. Из поэтов он любил Ахматову, Гумилева, Бальмонта, Волошина.

Сын Святослава Леонидовича Юрий поступал в мединститут, когда его двоюродный дед Федор Дмитриевич играл там ведущую роль. Дед был человек суровый и не хотел, чтобы его имя использовали при поступлении. Юрий тоже был принципиальным: при поступлении недобрал балл, и когда его спросили, не родственник ли он Федору Дмитриевичу, он ответил «нет», и его не приняли. Пришлось еще раз поступать. Дед, когда узнал об этом, растрогался и подарил ему свою библиотеку. По окончании мединститута Юрий уехал по распределению в Новгород. Его жена Галина и сноха Люба - педиатры, сын Евгений – дизайнер по образованию, а недавно родившегося внука назвали Святославом.

Папина дочка

Ирина Агафонова

Ирина Агафонова

Дочь Святослава Л. Агафонова

Дочь Ирина до 16 лет не собиралась быть архитектором. Интересовалась зверушками – бродячими собаками, крысами, занималась в юннатском кружке, затем увлеклась физикой и стала готовиться к поступлению на радиофак. И вдруг после выпускных экзаменов в школе решила поступать на архитектурный.

Ирина Агафонова: Сказала папе, что я хочу проектировать дома для людей. Он пришел в шоковое состояние, ведь я никогда не чертила и рисовала только до школы. Папа поставил мне натюрморт – рисуй! – и понял, что я смогу. За два летних месяца я подготовилась, причем мне помогли занятия математикой. Девочек в строительном не очень любили, тем более дочек преподавателей, и мне задали вопросы, на которые нормальный ученик не ответил бы, а я легко получила свою «пятерку». Но училась тяжело – не было подготовки: на архфак идут обычно после училища или как минимум кружка. Я только к 3-му курсу вышла на «пятерки». Не знаю, что это было – генетика или нечто свыше, но незадолго до смерти мама мне как-то сказала, что папе было бы приятно, если бы я стала архитектором. Моя дочь Маша пока тоже не собирается в архитекторы. Ей 13 лет, и пока она хочет быть психологом.

Но даже во время учебы Ирине в голову не приходило заняться реставрацией, это казалось скучным и сложным – нужно так много знать! Однако гораздо скучнее оказалась работа рядовым архитектором в Гражданпроекте в самый застой: никакого творчества. После долгого периода поисков она сказала отцу: «Покажи мне, что такое реставрационная мастерская» – и, к счастью, там осталась. До сих пор она считает, что в реставрацию ее принесли какие-то высшие силы. И первый же объект – собор Александра Невского, который начинал еще ее отец, открыл ей особое ощущение жизни, причастность к судьбе старого здания, где каждое из них индивидуально, у каждого кирпича своя история, где «дыхание древности» не метафора, а реальность.

Начались годы ученичества у отца, чье величие и, может быть, гений она видит прежде всего в его профессиональной добросовестности, в том, что он относился к работе как к делу жизни. И своим долгом она считает создание музея, который рассказал бы, как жил, как работал ее отец – не на новом кульмане, а на чертежной доске XIX века, которая досталась ему по наследству от его отца. Стоя у этой доски, лежавшей на спинке кресла, он создал весь проект кремля. Музей будет создан при участии НИП «Этнос», которое фактически является наследником той реставрационной мастерской.

Ирина Агафонова: В письмах, когда я куда-нибудь уезжала, я называла его Папа – с большой буквы. Он был и Человеком с большой буквы. Ему удалось быть самим собой при всех переломах эпох, не сломаться, не предавать, даже в те годы, когда это было почти невозможно для сколько-нибудь заметных людей. Он не менял свое мнение в угоду конъюнктуре. Старался понять во всем самые глубинные причины и истоки. Был добрым, даже наивным. Наивность вообще наша фамильная черта. Мы всегда к людям относимся очень хорошо, пока по морде не надают… да и потом тоже хорошо. Эту нашу черту я вижу и в дочке. Мы добрые, любим людей. Потому что жизнь – это дар свыше, как я теперь уже понимаю. Поэтому людей надо любить, просто так, принципиально любить...

Незадолго до кончины Папы к нам пришла жена моего племянника Люба. Они пили чай и о чем-то говорили. И папа вдруг сказал: «Как хорошо здесь дома, как в раю… Через несколько часов будем ожидать рай». И умер через 2 дня, 4 июня.

Светлана Высоцкая.

Май 2008 г.