Если набрать в любой поисковой системе запрос «архитектор Святослав Агафонов», то самым частым словосочетанием, характеризующим этого человека, наверняка станет эпитет «возродивший кремль». Действительно, основным делом Святослава Леонидовича на нашей земле стало возрождение Нижегородского кремля. Но это далеко не единственное, что совершил в своей жизни выдающийся архитектор-реставратор.

Его знали по всей России. Знаток фортификационного искусства, он привлекался как консультант при реставрации многих русских крепостей. Его кандидатская диссертация стала обобщением многолетних исследований, связанных с реставрацией Нижегородского кремля. Ценитель русской деревянной архитектуры, любивший и глубоко понимавший народное зодчество, Русский Север, Святослав Леонидович неоднократно организовывал студенческие экспедиции в Архангельскую и Вологодскую области. Он разработал курс лекций по истории архитектуры для студентов вновь созданного, в том числе и по его инициативе, архитектурного факультета в Горьковском инженерно-строительном институте, затем преподавал в нем много лет. Не менее значима и его общественная деятельность по охране памятников истории и культуры.

С.Л. Агафонов - профессор ННГАСУ, почетный член Российской академии архитектуры и строительных наук, заслуженный архитектор России, лауреат Государственной премии РФ. За выдающиеся заслуги перед городом в 1993 году он был удостоен звания «Почетный гражданин Нижнего Новгорода».

Сегодня мы предлагаем вниманию читателей интервью с дочерью знаменитого архитектора-реставратора Ириной Святославовной Агафоновой, главным архитектором Научно-исследовательского предприятия «Этнос».

- Ирина Святославовна, можно ли сказать, что ваш отец с детства мечтал стать архитектором?

- Насчет детских мечтаний не могу ничего утверждать, потому что он сам об этом не говорил. Но уже по его рисункам, сделанным в пятилетнем возрасте, можно увидеть задатки именно архитектурного мышления, интереса к родной истории, к старинным памятникам. На одном из них – Московский кремль в аксонометрическом изображении (уникальный прием для ребенка), за ним в ряду застройки – храм (вероятно, Христа Спасителя).

Не случайно на выставке в Нижегородском Доме Архитектора, посвященной 100-летию со дня рождения папы (она заканчивается в середине декабря), представлены его детские и юношеские работы. Например, несколько номеров рисованного журнала «Строитель» (папа «выпускал» его в 1927-1929 годах), на страницах которого «опубликованы» проекты зданий и сооружений (фабрик, домов, мавзолея, санатория и др.), иллюстрации к прочитанным книжкам – приключенческим и историческим.

Кстати, если говорить о природных данных, то глазомер у папы был отменный: на чертежах он видел ошибку в толщину линии!

- Кем Святослав Агафонов был больше: реставратором или архитектором?

- Папа никогда не разделял эти две специальности. Это сейчас считается, что между ними существует даже некий антагонизм. Но на самом деле его нет.

Реставрация для архитектора – одно из возможных направлений его деятельности. Конечно, в этом случае придется овладевать дополнительными знаниями. А главное – сменить фундамент и направления поиска в своей собственной творческой деятельности. Для реставратора таким фундаментом являются подлинные части и детали памятника, его стилистические особенности, а направления творческого поиска определяются, прежде всего, необходимостью выявления и сохранения этих подлинных фрагментов, а не амбициозной жаждой новаторства.

Папа, кстати, мог проектировать и понимать новую архитектуру, мог, мыслью и интуицией проникая в творческие замыслы древних зодчих, восстановить ход их действий и, соответственно, сами сооружения.

Ему всегда был интересен дух времени, он ощущал его, и дух своего времени тоже. Еще подростком в далеком 1925 году он послал на Всесоюзный конкурс проект мавзолея В.И.Ленину, имевший оригинальную архитектурную идею. В числе двадцати других он оказался отобранным жюри как возможный для реализации.

- Каким он был человеком?

- Не любил разного рода псевдонаучных изысков и выспреннего слога. Сам говорил всегда простым, нормальным, человеческим языком - даже о весьма сложных вещах. Был прямолинейным, всегда говорил то, что думает, и «камней за пазухой» не держал. В узком кругу мог быть и резким, на публике, в выступлениях – всегда сдержанным, но принципиально это ничего не меняло: он все равно отстаивал свою точку зрения. И старался действовать только методом убеждения, а не демонстрации. Его натуре это было ближе: доказать, привести аргументы.

Он не был фанатиком. Был противником догм. Ко всему старался подойти с позиции здравого смысла, искать разумный выход из ситуации, и ему удавалось находить «золотую середину». Хотя конечно, итог того или иного дела не всегда мог совпадать с его предложениями.

При этом отца нельзя считать «сухарем», который существовал исключительно работой и наукой. Он жизнь любил. Любил женское общество. Уже незадолго до ухода папа часто неважно себя чувствовал, но когда ко мне приходили подруги, он преображался. Выходил к нам, мог выпить рюмочку коньяка или вина, разговаривал, а прощаясь, обязательно подавал пальто. Женское общество его бодрило.

Если говорить об увлечениях, то отец любил лыжи. Будучи студентом, даже побеждал на лыжных соревнованиях. И мы с ним катались вплоть до самых последних его лет на Щелоковском хуторе.

- Святослав Леонидович был верующим?

- Смотря, что подразумевать под этим словом. Папа всегда посмеивался над атеистическим образом мышления и говорил: «Как можно быть атеистом, ведь это недоказуемо: как существование Бога, так и его отсутствие. Но глупо не верить, надо ведь понимать, что все откуда-то взялось». Он не придерживался обрядов, не посещал регулярно церковные службы. В то время этого и быть не могло – он бы просто-напросто вылетел с руководящей должности. Сегодня трудно представить, как все было жестко организовано в те годы. С другой стороны, отец вырос в православной семье, был крещеный, то есть воспитание у него было не советское. Любопытно, что на дружеском шарже студенческих времен его изобразили со свечами в руках и нимбом над головой. И еще: сколько себя помню, мама каждый год делала пасху и пекла куличи, а папа расписывал пасхальные яйца, обычно – красивыми северными орнаментами. А одно из самых ярких папиных детских воспоминаний – это пасхальная ночь: вереница людей со свечками, идущих по узким темным улочкам из церкви домой, где ждет праздничный стол.

Отец всегда осознавал, что религия – это часть культуры в самом глубоком ее понимании, уважал православные традиции. В противном случае, он не смог бы осуществить всего того, чем сегодня известен.

Кстати, в научно-реставрационной мастерской, которую он возглавлял в качестве главного архитектора в течение почти пятнадцати лет, и в самые политически сложные времена работало немало верующих. Среди них были даже старообрядцы, у которых имелись особые трудности при устройстве на работу в то время (кстати, власти об этом знали, и слежка, безусловно, была). Один из них - архитектор Леонтий Иванович Пименов. Он сейчас занимает весьма высокий пост в иерархии Русской православной старообрядческой церкви. Во время многих лет совместной работы между ним и папой сложились теплые отношения, которые они поддерживали.

- Как для себя ваш отец решил основной вопрос - о смысле жизни?

- Когда я училась в 8 классе и думала, что жить стоит только ради великой цели, он мне сказал: «Жить надо, чтобы жить». Тогда я это не очень поняла, но запомнила, а спустя годы смысл сказанного до меня дошел. Конечно, это не значит, что жить надо «растительной жизнью», ни о чем не задумываясь. Разумеется, он не это имел в виду, а то, что, если жизнь дана, то надо жить и выполнять поставленные перед твоей жизнью задачи.

- Каким он был отцом?

- Замечательным. Понимающим - ему не надо было ничего объяснять. Он меня всегда поддерживал и был для меня авторитетом.

- Он оказывал влияние на принятие решений, связанных с градостроительной политикой?

- В ряде случаев, к счастью, да. А когда папе присвоили звание заслуженного архитектора РФ, власти, учитывая этот статус, стали заметно чаще приглашать его на различные совещания, прислушиваться к его мнению. Впрочем, звание отца не изменило: он не был тщеславным человеком.

- Над чем Святослав Леонидович работал в последние годы жизни?

- Преподавал в Нижегородском архитектурно-строительном университете (на пенсию он вышел, когда ему исполнилось восемьдесят восемь лет).

Студенческие дипломные проекты, выполненные под его руководством, всегда решали те или иные программные задачи. Например, чтобы доказать, что Печерский монастырь достоин существования, его дипломник Сергей Разживин подготовил проект реставрации монастырского ансамбля и его приспособления под базу отдыха. Шел 1972 год, и тогда другого пути сохранения культовых комплексов просто не было. Предложенное решение, согласитесь, лучший вариант, чем фабрика или склад, как это нередко случалось с храмами.

Благодаря дипломному проекту другой его ученицы - Ольги Сундиевой (1981 год) началась реставрация собора Александра Невского на Стрелке. В результате здание еще в советский период оказалось подготовлено для передачи Епархии. А ведь тогда еще гуляли идеи водрузить вместо шатров большие рекламные конструкции, а еще раньше - превратить этот храм в маяк, увенчанный гигантской скульптурой Ленина.

До последних лет папа оставался главным консультантом по всем основным проектам, выполнявшимся в реставрационной мастерской. С ним советовались многие наши ведущие архитекторы, показывали свои проекты, ждали его оценки, прислушивались к ней. Среди них – главный архитектор города Александр Евгеньевич Харитонов.

Главный папин труд последних лет – работа над курсом истории мировой архитектуры от ее зарождения до эпохи классицизма.

- Это было связано с его педагогической деятельностью?

- Конечно. Ведь это обработка его собственных лекций, которые он готовил практически «с нуля», потому что специальные издания появились гораздо позднее. Это уникальный курс лекций. К сожалению, папа не все успел подготовить к изданию. В начале 1990-х годов часть задуманного была издана в виде двух учебных пособий.

- В чем заключается эта уникальность?

- Прежде всего, в индивидуальном авторском взгляде на архитектуру, понимаемую как часть общемировых процессов познания природы человеком. А также глубоким видением истории мировой культуры, широкой эрудицией специалиста-архитектора.

На примере отдельных стилей дан ключ к расшифровке закодированной в архитектурных формах (точнее, в системе их построения) информации.

- Нравилась ли современная архитектура Святославу Леонидовичу?

- В таком контексте папа старался не мыслить категориями нравится - не нравится. Ведь архитектура такова, какой ее делает время. Ему нравились (или нет) конкретные здания, и он всегда мог проанализировать и обосновать свою позицию. Он никогда не был старым по своему мироощущению. Позиция «раньше было лучше» - это точно не про него.

- Создал ли Святослав Леонидович свою школу?

- Если говорить о работающей структуре (организации, мастерской и т.п.), то нет. Если иметь в виду людей, продолжающих работать в русле его принципов, его отношения к делу реставрации и охраны памятников, то да. Хотя таких людей, к сожалению, немного. Научно-исследовательское предприятие «Этнос», где я работаю, старается сохранять и развивать именно традиции научной реставрации Агафонова. К сожалению, сегодня это делать особенно трудно: те, от кого зависит финансирование работ на памятниках истории и культуры, не видят смысла в науке, слабо понимают действительную значимость объектов нашего наследия.

Кстати, реставрация – один из индикаторов состояния экономики.

- Сейчас начались работы по воссозданию Зачатской башни. Наработки Святослава Леонидовича при этом как-то используются?

- Конечно. Воссоздание башни предусматривалось еще проектом реставрации всего кремля в 1960-х – 1970-х годах. К сожалению, денег, как всегда, не хватило.

- Какой уголок нашего города нравился Святославу Леонидовичу больше всего?

- Район улицы Короленко и Новой с его старыми уютными деревянными домами. Этот уголок города стоял нетронутым очень долго. И у папы было много проектных предложений, как его можно сохранить. На самом деле это готовый музей на открытом воздухе – не только архитектурный, но и мемориальный, связанный со многими замечательными именами. Именно он сейчас наиболее активно разрушается и почти уже исчез. Но даже тот маленький фрагмент, который все еще сохраняется вблизи церкви Московских Святителей, мог бы стать «музейным кварталом» для Нижнего Новгорода.

Любил отец и тот небольшой кусочек деревянной застройки первого советского десятилетия («город-сад»), созданный при участии моего деда, тоже известного архитектора, для кооператива «Красный просвещенец». Сам папа жил там с 1943 года, когда женился на маме. Он очень любил наш сад с его весенне-летними запахами – черемухи, вишни, жасмина, душистого табака, с малиной, которую всегда подвязывал сам.

- Уже не один раз поднималась тема о необходимости создания музея Святослава Агафонова.

- Сама по себе идея музея возникла у меня с того времени, как папа ушел из жизни, и под моей ответственностью оказались все его документы, графические работы, чертежи, рукописи. Но только сейчас, увидев интерес общественности, мы подошли вплотную к ее осуществлению.

Кстати, серия выставок, посвященная 100-летию со дня рождения Святослава Леонидовича Агафонова, показала, что объем материала позволяет создать не просто отдельную выставку, но постоянно действующий музей, что подтвердили и нижегородские специалисты в области музейного дела.

Во время выставки в архитектурно-строительном университете мне довелось выступить в качестве экскурсовода перед несколькими группами студентов. И я видела, с каким интересом все воспринимается.

Создали мы и виртуальный «Музей Агафонова» на сайте Нижегородского отделения Российского общества историков-архивистов «Открытый текст». Возможно, когда-нибудь дорастем и до постоянно действующей экспозиции.

- Ирина Святославовна, вы сказали, что НИП «Этнос» продолжает агафоновские традиции научной реставрации. А чем еще занимается компания «Этнос»?

Мы стараемся заниматься всем, что, так или иначе, имеет отношение к истории города и области. Это и проектирование в исторической среде, и паспортизация объектов культурного наследия, и проекты зон охраны памятников, и проекты этнографических музеев, культурно-туристических комплексов - «городов мастеров».

В «Этносе» сложился очень хороший творческий коллектив. И это в сочетании с верности традициям – залог нашего успеха. Так хочется верить.

Беседовала Наталья Чернышева

2009г.

Ирина Агафонова: "Для реставратора главное - добросовестность"

- Ирина Святославовна, Нижний Новгород обязан вашему отцу тем, что имеет сегодня Кремль, а не его руинированные остатки. Святослав Леонидович Агафонов – личность легендарная. Что, на ваш взгляд, было самым важным в его характере?

- Он во всём искал суть, и ему был чужд поверхностный взгляд. В реставрации Нижегородского кремля эти его личностные качества как раз проявились в полной мере. Отец считал, что для реставратора главное – добросовестность, потому что добросовестный человек обязательно приобретёт и все необходимые знания, не допустит безответственных решений, не изменит мнение в угоду конъюнктуре.

- Как возникла идея издания книги?

- Идея «гуляла» уже много лет, и все, кто связан с реставрацией, понимали, что переиздание книги отца необходимо. Нижегородский кремль – это сердце города, и маленькой книжечки по его истории явно недостаточно. Технические возможности в 1976 году были скромные, поэтому полиграфия издания - довольно среднего качества. А вот написана книга хорошо: с одной стороны, подробно и глубоко, с другой стороны, легко. Кстати, благодаря не только автору, но и тогдашним литературным редакторам, которые немало сделали, чтобы текст получился и интересным, и доступным.
Новое издание полностью повторяет авторский текст С.Л.Агафонова, но имеет дополнения. За прошедшие годы произошли значительные изменения на территории Кремля, в результате археологических раскопок и архивных изысканий были получены новые научные данные. И, естественно, всё это нашло отражение в книге.
Она оригинально оформлена. На нечетных страницах помещен текст отца, а слева – новейшие комментарии и дополнительный иллюстративный материал. Это издательское ноу-хау. По крайней мере, я ничего подобного не встречала, и надо отдать должное дизайнеру, который с душой взялся за дело и с большой любовью отнёсся к теме.

- Помимо комментариев нижегородских ученых в книге опубликованы комментарии специалистов из Москвы. У широких кругов, не посвященных в тонкости реставраторской науки, может возникнуть вопрос: а зачем нам «чужаки»?

- Дело в том, что эти люди не являются для нашего Кремля чужаками. Это прекрасные профессионалы, выполняющие инженерно-геологические исследования на территориях исторических мест России (организация, которую они возглавляют, так и называется – ИГИТ – «Инженерная геология исторических территорий»). Немало работали они и в Нижегородском кремле, особенно на его северном склоне, наиболее подверженном влиянию опасных геологических процессов. Ведь памятник стоит на земле, и устойчивость его фундаментов неразрывно связана с ее состоянием. Так что комментарии двух крупных специалистов в своей области, профессоров РГТРУ им. Серго Орджоникидзе В.М. Кувшинникова и Е.М.Пашкина, вовсе не случайны, они рассказывают о последних данных по оползневым процессам на склонах и соответствующих деформациях кремлевских стен.
В книге раскрывается и другой важный аспект темы – археологический. Территория Нижегородского кремля всегда интересовала специалистов в этой области, но, к сожалению, планомерных раскопок здесь никогда не было. Велись либо отдельные небольшие работы, связанные с реставрацией памятников, либо исследования локальных участков при земляных работах (например, прокладка кабеля). Даже в этих случаях полученные данные давали основания для ценных выводов, и здесь нельзя не упомянуть замечательных нижегородских археологов - В.Ф. Черникова, Т.В. Гусеву, принявшую, кстати, активное участие в нашей книге. Крупные раскопки в Кремле начались сравнительно недавно - несколько лет назад (под строительство здания федерального казначейства), а с 2007 года, в связи с возведением здания правительства, под руководством археолога И.О. Еремина ведутся еще более масштабные археологические работы. Полученные здесь интересные данные также можно найти в книге.

- В каком состоянии, на ваш взгляд, Нижегородский кремль встречает своё 500-летие?

- В разном. С одной стороны, выглядит он всё-таки прилично. С другой стороны, есть аварийные участки. В частности, на северной стене – трещина, которая расходится. Маяки там давно лопнули, а это означает, что вода, которая здесь бежит, растаскивает фундамент. С третьей стороны, Зачатская башня до сих пор не восстановлена (единственная из 13). Хотя губернатор прилюдно заложил в её основание капсулу, и есть надежда, что деньги для реставрации башни всё-таки найдут, однако рано это случится или уже поздно, сказать невозможно.

- А когда будет «уже поздно»?

- Можно, конечно, терпеть вечно. Однако руины, оставшиеся от Зачатской башни, с каждым годом становятся всё меньше и меньше. А руины – это памятник архитектурной археологии, и они не должны быть утрачены. Видимо, власти необходимо больше думать о сохранении столь важного объекта культурного наследия, каким является Кремль. И принять какие-то кардинальные решения. Некоторые из них я даже могу подсказать. Так, в Кремле должна работать постоянная ремонтно-реставрационная бригада плотников и каменщиков, чтобы каждый год на определённых участках вести необходимые виды работ. Дабы потом не пришлось делать их аврально и большими кусками, требующими немалых затрат, конкурсов и тендеров, что всегда крайне отрицательно сказывается на качестве реставрации. Кроме того, периодически возникает желание, например, покрыть Кремль плиткой. И хотя встречаются довольно удачные разработки в этом направлении, всё равно, случилось подобное, аутентичность будет потеряна. Хотя часть Кремля еще с XIX века отреставрирована не большемерным кирпичом, а маломерным, это всё равно кирпич - глина, которая прошла обжиг, и у неё есть соответствующая энергетика. И совсем другой вопрос, когда мы возьмём материал, может быть, и похожий, но совершенно иной природы. На мой взгляд, нужно просто наладить в Нижнем выпуск большемерного кирпича. Между прочим, когда была реставрация 50-х, 60-х годов, старались работать именно большемерным кирпичом. Его выпускают и сегодня, но в очень ограниченных количествах. К тому же современный глиняный кирпич редко бывает хорошего качества, он даже по цвету отличается. Что, кстати говоря, мы можем наблюдать на примере Ивановской башни. Исключительно потому, что не успели найти хороший кирпич, поскольку всё надо было делать аврально и быстро - к Дню народного единства. А если бы не «аврально и быстро», то те же самые каменщики прекрасно справились бы с работой. А так им пришлось за очень короткие сроки искать кирпич, и единственное, что они смогли найти, можно теперь видеть – рыжий, абсолютно «не в тему». Но не каменщики в этом виноваты.

- Анонсируя книгу, издатели упомянули о том, что в ее оформлении использованы материалы из фондов нижегородских архивов, музеев, проектных организаций. Сегодня получить подобные драгоценности – удовольствие дорогостоящее. Как решалась эта проблема?

- Материалы - из личного архива моего отца. Оказалось, что дома хранится немало такого, что никогда не было задействовано ранее: папины наброски, рисунки. Причём очень хорошего качества. Видимо, он и сам про них забыл, а сейчас, спустя годы, они в папках нашлись. Поэтому в книге опубликовано немало нового материала, в том числе иллюстративного.
Я мечтаю, что эти материалы лягут в основу музея, посвящённого реставрации, и музей будет назван именем С.Л.Агафонова. Организации, занимающиеся реставрацией, в Нижнем Новгороде есть. Надеюсь, и будут, хотя сегодня реставрация уже на пределе. Но в любом случае музей будет востребован.